Влияние французов около 1812 г.

В особенности ярко влияние французов сказалось во времена Але­ксандра I перед 1812 годом. Сам император старался в своем управлении проводить мысли французских ученых, призвал себе в помощ­ники Сперанскаго, поклонника французов, а одному из французов, Ришелье, поручил управлять Одес­сою. Вот почему, когда начинается война с Наполеоном I, он воюет с Наполеоном I, а не с французами, и, вступая во Францию после победы пад ним, а потом и в Париж, он не хочет наказывать французов и Францию, заступается за нее перед союзниками, так же относятся к французам и офицеры, и генералы. Вот что пишет французский историк о впечатлении, произведенном русскими на французов в 1813 и 14-м годах: „В городах французы забыли о том, что русские им враги. Когда Волконский, управлявший Реймсом[1], должен был возвратиться в Россию, город ему подарил золотой ларец, украшенный бриллиантами, с надписью: „Князю Волконскому благодарный город Реймс», он его принял со слезами на глазах, а на следующий день своего параднаго отьезда тайком вернулся, чтобы проститься еще раз с горожанами. В Париже Ипполит Ожер после 6-ти недель знакомства с русскими офицерами не желал с ними расстаться. Его новые друзья представили его великому князю Констан­тину, тот произвел его в лейтенанты гвардии. Со своим новым полком он отправился в Петер­бург. Русские являлись посредниками между немецкими государствами и Францией. Александр I спас Эльзас и Лотарингию[2].  Он спустя 3 года освобождает Францию от занимавших ее иностранных войск. А в 1819 году он появился во Фран- ции, украшенный орденом Почетного Легиона, полученный им в знак дружбы от Наполеона I. Везде он старался, чтобы его войска не были в тягость побежденным. Везде войска только хва­лили. В Нанси^[3] над оккупационным ^[4] отрядом начальствовал Николай Тургенев. Скоро под его начальством солдаты своим терпеливым и обходительным отношением становятся друзьями фран­цузов, и воспоминания французов не отрицают этого. В Мобеже ^[5] русские себя чувствовали, как в Клину или Коломне. Там обожали Воронцова. В Брюсселе[6] происходили столкновения пруссаков с крестьянам, но к русскими относились вели­колепно, так как Воронцов установил среди них повиновение своим приказаниям, устранявшее всякую опасность столкновения. Один из офицеров описывает свои впечатления от Парижа. Он описывает театры, восхваляет французскую вежливость, французский разговор, говорит, что с французами можно жить. Парижь, с своей стороны, более чем терпит русских,— он их любит, но не только, чтобы подчеркнуть ненависть к другим союзникам. Литераторы (писатели) им симпатизируют за преклонение перед французской культурой, книж­ные торговцы — за покупку книги, простой народ — за то, что под русским управлением легко жить. При прощании в 1818 году поют в театрах песенку: „Хотя мы и не хотим нового появления гордых воинов России, но ведь эти дети Севера чув­ствовали себя у нас, как на родине». В пьесе «Четыре народа», которую разыгрывали в Париже, только русский офицер не выставлен смешным, наконец, на одной из картинок 1817 года изображен уход союзников: трое из них, нагруженые добычей, едва уводят казака, который упирается и ничего не уносит».

Когда русские войска и офицеры возвратились до­мой, в Россию, то они привезли с собою знакомство с иной жизнью, — жизнью богатой, культурной Франции,— и они старались ей подражать. В войсках ста­ли обходиться без телесных наказаний, заводить школы для солдат, привезли с собой книги французских ученых. Снова везде стала слышаться французская речь, появились французский театр, французские песни, почти каждый дворянин снова старался завести себе французского учителя. Наиболее ярко это влияние отразилось в произведении Пушкина „Евгений Онегин». Онегина учили фран­цуз и француженка, а Татьяна в своей глухой деревне только и читала французские романы и писала только по-французски. Лучшее учебное заведение, в котором обучали лучших русских людей, была школа аббата (духовное лицо) Николи.